Ничто не предвещало увлечения Андрея Николаевича техникой. Более того, обстоятельства складывались как будто бы против этого. Интересы семьи нотариуса и владельца небольшого хутора Пустомазово лежали совсем в иной сфере. Отец был занят сельским хозяйством — хутор был источником существования всей семьи и отнимал массу времени.

Мать растила и воспитывала детей, вела хозяйство, что тоже было нелегким делом. В глухом лесном Корчевском уезде промышленности не существовало, население крестьянствовало, рубило лес и тачало башмаки. В губернский город Тверь летом плыли на тихоходных колесных пароходах; зимой, закутавшись в тулуп, два дня тряслись в розвальнях по старой «торговой» дороге. Весной и осенью, в распутицу, ледоход и половодье, связь с остальным миром терялась.

Шел 1888 год. Недавно народовольцы казнили Александра II. Царствовал Александр III. Прошло 50 лет со дня смерти Пушкина, 30 лет назад проложили первую чугунку, минуло 27 лет, как освободили от рабства крестьян. Еще встречались люди, которые помнили нашествие Наполеона и войну 1812 года.

В такое медленно текущее время, 10 ноября 1888 года, в семье почетного гражданина Тверской губернии Николая Ивановича Туполева и его жены Анны Васильевны, урожденной Лисициной, родился мальчик, нареченный при крещении в церкви села Пустомазово Андреем.

Жило наше семейство небогато, скорее наоборот, бедновато. Когда мы подросли и были определены учиться в гимназию, мать вместе с нами перебралась в Тверь. Отец этого права был все еще лишен. Вместе со знакомой семьей купили на паях одноэтажный домик. Кстати, он и сейчас стоит целехонький. Людской век короткий, дома переживают владельцев.

В Твери постоянно жил мамин брат дядя Василий, военный врач. По воскресеньям он навещал пас, по обычаю захватив коробку конфет. Мать как-то запротестовала: «Да полно тебе, Вася, со своими конфетами, лучше бы что-нибудь более существенное». Дядя смутился, и с этого времени его денщик по утрам приносил нам две еще теплых буханки солдатского, необыкновенно вкусного ржаного хлеба, а иногда и какой-либо приварок.

На каникулы все вместе ездили лошадьми в Пустомазово к отцу. Обратно везли полную подводу сельскохозяйственных даров с хутора. Продукты в городе стоили дороже, и с этим приходилось считаться.

В конце концов отец добился своего и сумел экстерном закончить университет. Дорога на государственную службу в судебном ведомстве была ему закрыта, и пришлось пойти в нотариусы. Когда же выяснилось, какую большую пользу приносит он своим клиентам, малограмотным крестьянам и ремесленникам уезда, отец отдался своей работе с большим увлечением, и она захватила его. Приносила она и огорчения. Виной были независимость и свободолюбие нотариуса. Он, например, не мог вынести несправедливости, черта характера, довольно неудобная в эпоху произвола. Бывали случаи, когда, мстя за строптивость, уездная администрация старалась провалить его хлопоты.

Стремясь лишить отца клиентуры, про него распространяли слухи, что Николай Иванович «против бога». В какой-то мере они действовали, неверующих в те годы многие сторонились, и шли за помощью к другим — верующим. Правда, неверие в бога отнюдь не мешало ему глубоко почитать нравственно-этическую сторону религии. За свою глубокую принципиальность отец пользовался большим уважением окрестных крестьян. Мать рассказывала, как про него говорили: «Николай Иванович не из тех, кто подлаживается под мироедов, он за правду постоит».